Главный редактор газеты «Наш город Тамбов» побывала с гуманитарной миссией в курском приграничье. Край соловьев и аистов глазами тамбовского журналиста и волонтера – в нашем новом репортаже.
ТОЖЕ ПРИМЕТА
Аист, по русским народным поверьям, птица, приносящая счастье. Говорят, там, где живут эти белые птицы, будет спокойно. Местные рассказывают, что в прошлом июле в селе Бобрава Беловского района Курской области случилось и вовсе необычное событие: почти два десятка аистов слетелись к Покровскому храму. Птицы уселись на купол, крышу, колокольню и рядом расположенные опоры ЛЭП. Это было 28 июля, День Крещения Руси. Куряне посчитали это событие знаком свыше, символом благословения.
Примета подвела. Уже 6 августа вооруженные формирования Украины перешли границу и вторглись в Курскую область. Под мощный артобстрел и атаку дронов-камикадзе попали город Суджа и приграничный Суджанский район. Началась оккупация курского приграничья, зверства боевиков ВСУ. Проанализировать хронологию событий, найти правых и виноватых, оценить ущерб, установить местонахождение пропавших мирных жителей, похоронить погибших по-человечески нам только предстоит.
Но Курская весна уже наступила. Ее по трубе газопровода Уренгой – Помары – Ужгород, грязные, сгорбленные, в почти безвоздушном пространстве, принесли русские солдаты. 13 марта Минобороны России официально подтвердило, что подразделения группировки «Север» освободили Суджу, которая семь месяцев находилась под оккупацией вооруженных сил Украины. А следом, будто в подтверждение, стали прилетать аисты. Теперь точно примета сработает – всё будет хорошо.
Курск всегда считался соловьиным краем. Но и аисты себя здесь отлично чувствуют. Орнитологи говорят, численность их здесь значительно больше, чем в других местах Черноземья. Аисты строят гнезда на столбах электропередач, водонапорных башнях. По дороге к приграничью (по понятным причинам мы не указываем название населенного пункта, где дислоцируются наши военные. – Прим.ред.) птичьи «особняки» встречаются действительно чуть ли не на каждом столбе.
«САХА»
Сахе «доставали» инсулин. Времени ехать в район, где дома у его семьи есть льготное лекарство, не было. Когда в принципе всплыла необходимость встречи с ним, выезд в Курскую область уже запланировали, ни много ни мало на следующий вечер. Выезжать в зону СВО и КТО в пятницу после работы – даже не традиция, а «производственная необходимость» явиться в понедельник на работу в относительно пригодном состоянии, а не в консистенции вареного кабачка.
В четверг вечером позвонил товарищ, который по волонтерским делам постоянно выручает. Спросил, не едет ли кто из знакомых на Курск. Узнав, что собираемся буквально через сутки, опечалился: самого в области нет, а привезти некому. Но такие задачи со звездочкой не повод для печали, а руководство к действию. Надо? Значит, достанем. Доставать – это как парадный хрусталь в стенке или беречь купленное пальто, годами его не надевая. Оно, кажется, в крови у каждого советского человека, даже если этот самый человек при Советах только в детсад успел походить.
Так получилось, что и мы жизненно важный препарат «достали», и родственники смогли передать. Бонусом – домашние гостинцы, маскировочные сети, от которых, по опыту трех лет, еще ни один боец не отказался. На коробках – позывной «Саха».
Саха. Саха… Якут, что ли? Или неграмотный кто писал, не знает, что пахотное орудие через «о» пишется. Или от сохатого? Но там тоже «о».
– Сало возьмете?
– Нет. Нам нельзя, – с ударением на местоимении мягко говорит молодой рыжебородый с шевроном с цифрами «02» на рукаве.
Башкир.
– Может, ребята кто ваши будут?
– Нет. Мы все почти такие. И Рамадан у нас.
Такие – значит, мусульмане. Месяц обязательного мусульманского поста в этом году продлился с 1 по 29 марта.
– А у нас Великий пост.
– Точно! – чему-то несказанно радуется башкир.
Как будто если бы не пост, мы бы заставили его есть свиное сало прямо здесь, на обочине курской трассы.
Башкир – молодой. За окладистой и какой-то былинной бородой точно возраст не определить, но не больше тридцати. Воюет с 22-го. Мобилизованный.
– Не забудем ваши действия, ваш труд. Мы вольны через вас. И пусть Господь вами доволен будет, – Саха подходит, загрузив последние коробки в видавшую виды «Газель».
– Стараемся, – за глупым хихиканьем пытаюсь скрыть смущение, которое всегда охватывает от благодарности военных даже за самые ничтожные мелочи, которые привозим.
– Мы тоже тут постараемся, – мягко выдыхает глухие согласные Саха. Саха – это производное от его мусульманского имени. – Чтобы не подвести свои народы.
Саха воюет больше года. Под мобилизацию не попал. Решил добровольцем пойти. По результатам врачебной комиссии поставили категорию «Д». Это та, которая означает «не годен к военной службе по состоянию здоровья». А он всё равно пошел. Оказался в штурмовиках. Воевал в районе Клещеевки. Последнее ранение было очень тяжелым – в прямом смысле по кускам собирали.
– Вы если в нашу сторону поедете, привезите чего-нибудь домашнего. Соленое-маленое, – по-кавказски рифмуя обычные слова с новыми придумками собственного творчества, просит Саха. – Вы там тоже берегите себя!
«ТАМБОВ»
– Нет-нет! Поедем чай пить! Я вас чуть ли не полгода ждал. В прошлый раз не застали меня, а в этот раз отвертеться не получится! – балагурит боец с позывным «Тамбов».
Осенью мы привозили гумпомощь его подразделению в окрестности Мариуполя. В этот раз уже готовы были отправиться туда. Но Тамбов поставил поездку на паузу. Зная о передислокации под Курск, ничего не говорил нам, просто просил подождать пару недель. И вот мы в курском приграничье.
– Я не за деньги. За идею! – Тамбов пересаживается в наш «Ларгус» из замысловато переоборудованной «Нивы», чтобы не заблудились: навигатор здесь не работает. И тут перескакивает назад на злободневное: – Мы их (боевиков ВСУ. – Прим. ред.) зажимаем в кольцо сейчас. Ибо нефиг было кошмарить здесь людей наших! Мы же десантники. Понимаете, да? Они злодеи и негодяи, мирных расстреливали.
Кажется, за немного пафосными оборотами боец пытается скрыть непечатные выражения, которыми он, не будь перед ним женщины, этих самых боевиков ВСУ и охарактеризовал бы от А до Я. А словарного запаса Тамбову не занимать – за плечами тамбовский филиал Московского государственного института культуры.
По главной улице села движемся к «дому» десантников. Бросаются в глаза неубранные площадки сбора мусора, раскуроченная будка на железнодорожном переезде, разрушенные и обугленные дома, перевернутые вверх тормашками легковые машины.
Боец ловит взгляд:
– Да не бойтесь! Здесь безопасно, – и сам себя поправляет: – Хотя не боятся только дураки.
Словно в насмешку, где-то за огородами раздается непонятное «ш-ш-ш-ш», а потом «у-у-уиии». И тишина.
– Наши! – радостно сообщает Тамбов. – Ракетами по ним!
Исходящий, как называют такой залп, действительно звучит не страшно. Ну, или почти не страшно.
– Не-не, тут лучше напрямую не ехать. Это мы на «Ниве» лазаем. Хотя, если что, дядя Юра на шиномонтаже у себя бесплатно всё сделает. Он из местных. Остался. А так много очень уехали.
Дом на деле оказывается действительно домом, а не блиндажом или палаткой. Многие местные жители, эвакуируясь глубже в тыл, предлагали российским военным занять свои дома. Больше всего, признаюсь, боялась увидеть заплеванные полы, горы грязной посуды, бычки по всему двору. Но половики и дорожки оказались аккуратно завернутыми. Чтобы не занимать хозяйские кровати, бойцы поставили раскладушки. По участку ходят строго по дорожкам – даже первоцветы не затоптаны: за садом, в поле, бойцы тренируются. Только засохшие цветы в горшках и неубранные на крыльце кашпо с «гербарием» из петуний выдают долгое отсутствие хозяйки.
У калитки греется небольшая собака. Равнодушно обнюхивает и отходит в сторону.
– К нам приехали! – возвещает вглубь двора Тамбов.
Щурясь на солнце, к дому высыпают бойцы. Амур. Албанец. Грин. Сазан. Они все из «Москвы» – добровольческого батальона, сформированного в январе 23-го на базе одного из соединений ВДВ. Несмотря на «столичное» название, в нем служат спортсмены и болельщики из всех регионов России. Боец с позывным «Тамбов» – из Тамбова, «Амур» – из Благовещенска. Есть еще, например, «Магадан». Кто-то болел за ЦСКА, кто-то – за столичный «Спартак», питерский «Зенит», воронежский «Факел» или тамбовских красно-белых.
Многие, хоть и родом из разных уголков нашей большой страны, работали в Москве. Оттуда и ушли защищать Родину, променяв чистые стильные офисы на блиндажи, а пафосный лавандовый раф – на сухпай и бутылку воды на пятерых. Вместе были на южном направлении, под Кременной. Вместе рвались в Курскую область – гнать с русской земли озверевших нацистов. Вместе встречают и делят по-братски гуманитарку из Воронежа, Москвы, Тамбова.
УРОКИ ГЕОГРАФИИ
– Господин, чай? Кофэ? – Тамбов нарочито произносит «кофэ» на старинный манер и делает театральный жест рукой в сторону кухоньки.
Высокий и немного сутулящийся в низком пятистенке Грин добродушно улыбается, садясь на самый краешек раскладушки.
– Пулеметчик, – кивает на него Тамбов. – Он в Кременной – у-ух!
– Мы с самого начала под Сватово-Кременную и залетели в 23-м с «Москвой» (добровольческий батальон «Москва», состоящий преимущественно из спортсменов и болельщиков. – Прим. ред.). – Здесь, под Курском, это, считай, уже пятое направление.
Грин родом из Волгограда. Работал менеджером по продажам в крупной компании в Москве. Хорошая зарплата, стильный офис. Говорит, ждал повестку по мобилизации. А ее всё нет и нет. Поэтому пришел в военкомат сам. За плечами – срочка в спецназе ГРУ. На СВО побывал и штурмовиком, и минёром.
– Так-то я офисный работник, – большие руки менеджера-минометчика спокойно лежат на коленях.
– А зачем пошел?
– Долг Родине, – в ответе Грина – ни капли пафоса. – В ноябре 22- го подал документы. Приказ пришел в декабре. В феврале уже 23- го начался контракт.
В Курской области Грин с ноября 24-го. Из сел, что вдоль границы, местные жители уехали почти все. Остались в основном те, кому податься некуда. Но есть и просто фаталисты. Дядь Юра, например, на шиномонтажке бесплатно латает рыдваны, «модифицированные» из гражданских под военные нужны. Дальше приграничья на таком чудовище Франкенштейне не выехать. «Нивы» и «УАЗики» – расходный материал на войне. Даже если официально боевые действия происходят в рамках КТО (контртеррористической операции. – Прим. ред.), выпущенные украинскими боевиками снаряды меньше не прилетают.
Тамбов достает карту и показывает, в боях за какие села Курской области принимали участие бойцы из его батальона.
– А это наш фельдшер! – радостно объявляет Тамбов. – Сам, наверное, не знает, сколько людей спас.
Фельдшер с позывным Амур – с Дальнего Востока.
– До СВО медиком был? Из разных концов тесной комнатки раздается хохот. Не угадала. Амур до СВО был механиком. Воевал штурмовиком. После ранения стал фельдшером.
– У нас тут кого только нет. Я тоже менеджер по продажам. И в КВН играл, – рассказывает Тамбов.
– А ты Маслякова надежды не оправдал, – прыскает Грин.
Больше чем за два года десантники не просто боевые товарищи – почти семья. Поэтому и подколки, которые человеку постороннему могут показаться некорректными, воспринимаются без обиды – любя же.
– Магадан вот пришел служить. Сколько ему лет? 89? – продолжает балагурить Тамбов. КВН явно потерял в его лице потенциальную звезду.
– Сын, иди сюда!
На вопросительный взгляд Тамбов поясняет: тоже позывной. Вообще позывные – это отдельный вид искусства. За три с лишним года «гуманитарной деятельности» кого только не встречали: Беляш, Пломбир, Бабай, Батя, Малыш, Жучка. Есть экзотические – по именам героев эпоса. Или попроще – топонимические, отфамильные.
Кивком головы откидывая каску с глаз и улыбаясь во весь рот, подходит Сын. За ним подтягиваются еще несколько десантников. За огородами у них тренировочный полигон. Растягивают флаг, на котором все заранее расписались.
– Вы без балаклав?
– Мы ни от кого не прячемся, – прокатывается хохоток. – За границу все равно только на танке.
– У меня дедушка с бабушкой всю войну прошли, – Тамбов неожиданно становится серьезным: как будто тумблер переключили. – Я в армии на Кавказе служил.
Потом были командировки в зоны военных операций. На СВО пошел, как сам говорит, осознанно. К тому моменту уже была непыльная работа с хорошей зарплатой: всё бросил. Жена не отговаривала.
– Здесь другая война, – десантник прищуривается на солнце. Где-то за огородом слышен глухой взрыв: – Учебная. Не бойтесь.
Про то, что война «другая», Тамбов может говорить с полным знанием дела: был, как и товарищи, штурмовиком, БПЛАшником, фельдшером. Говорит, еще в 22-м столько «птичек» (БПЛА. – Прим. ред.) не было. А теперь враг на одного пехотинца может несколько дронов пустить.
– В посадках ладно – за сосну спрятался. Самое стрёмное – в поле. Куда ты от него? Тут во дворе недавно стоим, курим (Минздрав предупреждает: курение вредит вашему здоровью. – Прим. ред.). Фипивишка летит.
Фипивишка – на жаргоне военных FPV-дрон. Если составить рейтинг самых эффективных и смертоносных видов оружия, применяемых в рамках СВО, то «лидирующие позиции» рядом с крылатыми и баллистическими ракетами займут они – дешевые самодельные беспилотники. Чаще всего их используют как импровизированные БПЛА-камикадзе. Аббревиатура – от английского First Person View – вид от первого лица. Оператор БПЛА наблюдает и контролирует полет через камеру в носовой части, обычно через очки виртуальной реальности. Изначально это была «гражданская игрушка»: простая, самодельная, дешевая, быстрая и юркая. Минимум применяемой электроники. Такая «игрушка», какую не жалко долбить на дронрейсинге – гоночных соревнованиях FPV-квадрокоптеров небольших размеров на специально оборудованных трассах. Мощные моторы и батареи «пригодились» на СВО.
– Головы поднимаем – она разворачивается. Мы в дом кубарем. И в дверях застряли, – Тамбов заходится хохотом. Но почему-то кажется, что на самом деле это не смешно. – Один в яму спрыгнул. А чё делать? Жить-то охота всем!
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Тамбов провожает нас до машины.
– Коробки разберите. Там в одной сало.
– Собака не утащит, – десантник-КВНщик деланно строго оборачивается на равнодушную дворняжку. И снова серьезнеет: – Спасибо. Всё разберем. Приезжайте еще к нам.
– Будете у нас на Колыме – милости просим? Лучше действительно, как в том фильме, вы к нам.
Ветер поднял над сельской улицей пыль и мусор. Контейнерные площадки полны пакетов: мусор в приграничных селах, откуда большинство жителей выехали, давно не вывозят. Но особенно неприятно от вида брошенных на обочинах и у домов старых ржавых легковушек, которые при приближении оказываются не изъеденными коррозией, а развороченными взрывом и почерневшими от огня. На переезде тоскливо скрипит тоже развороченный, но каким-то чудом удержавшийся шлагбаум. Будка сложилась, как карточный домик. Поезда не ходят. Пока. Но аисты уже вернулись. И пусть наша Курская битва еще не окончена, Курская весна в свои права вступила.
