Это исследование началось совершенно случайно. За поисками ответов на всего три вопроса: кто, в каком году и для каких целей построил большое красивое здание на улице Южной, 116 – потянулась целая история. Невероятные взлеты, разительные перемены, настоящие подвиги – то, о чем молчат старые стены, но охотно рассказывают люди.
С БЛИЖНЕГО КРАЯ
Старинное кирпичное здание занимает Детская художественная школа №2 прикладного и декоративного искусства им. В.Д. Поленова, которая гремит на весь Тамбов и не только: она входит в 50 лучших школ искусств и 100 лучших школ России. Сейчас это один из корпусов, но именно отсюда учебное заведение берет истоки. Что было до – для нынешних «обитателей» окутано туманом. Поэтому история открывалась, так сказать, с ближнего края, словно кинопленка отматывалась назад.
Вторая художественная школа появилась в непростое для страны перестроечное время – в 1992 году. Это было решение мэрии. Как сообщала тогда областная газета «Тамбовская жизнь», давно «вынашивалась идея о создании художественной школы, в которой учащиеся осваивали бы секреты и тонкости прикладного искусства…» Возможностей первой художественной школы для обучения всех желающих уже не хватало, а мэр В.Н. Коваль знал цену эстетическому воспитанию. Впоследствии, когда учебное заведение уже открылось, градоначальник не раз посещал его.
Для размещения школы выбор пал на «бывшее купеческое здание» (так обозначила его позже «Новая тамбовская газета»). Располагавшийся в нем филиал детской школы искусств №3 был преобразован в художественную школу №2. В той же заметке в «Тамбовской жизни» пресс-служба мэрии напоминала, что из помещения школы должен быть выведен и архив областного управления статистики.
Занять директорское место согласился член Союза художников России Александр Иванович Сыров. Первый претендент – член Союза художников России Николай Леонтьевич Мильченко – поначалу от этой должности отказался.
«Когда увидел здание, ужаснулся, – вспоминает он. – Летом все было закрыто. Пробился через заросли во дворе, чтобы заглянуть внутрь. Там какие-то стеллажи, паутина висит с потолка, на ней можно качаться. Понял, что нужен капитальный ремонт. Я уже имел дело с подрядчиками. Еще раз – нет, нет и нет».
Но от креста не удалось уйти: во второй учебный год Мильченко возглавил школу и принялся решать, в том числе, бытовые проблемы:
«У нас было печное отопление. Еще года три закупали по вагону угля, завозили во двор. Туалет был на улице. Участок в 80 соток при школе требовал внимания. Провели газ, воду, местами заменили полы – в общем, обустроились».
Было вложено много сил и средств, чтобы сделать обветшавшее здание пригодным для пребывания детей. Ремонтировалось оно еще не однажды. Сначала его выкрасили в бледно-сиреневый цвет, годами позже – в веселый морковный. Тридцать лет – время поступательного развития. Директор собрал молодой увлеченный своим делом коллектив, который только приумножал достижения. Школа стала востребованной: уже на четвертом году ее работы в ней занималось более двухсот мальчишек и девчонок. Когда понадобилось расширить площади, открылся еще один корпус на улице Рылеева. Увеличилось количество отделений, и учебное заведение обрело статус школы прикладного и декоративного искусства. А в 2006 году с подачи художника Николая Воронкова ей присвоили имя выдающегося русского мастера кисти В.Д. Поленова. В 2009 году пост директора Мильченко передал своему ученику – не только талантливому художнику, но и хорошему администратору – Михаилу Викторовичу Никольскому.
ПО ЛИНИИ КРАЕВЕДЕНИЯ
Печать упоминает управление статистики и школу искусств, преподаватели добавляют пункт сбора призывников на срочную военную службу, старожилы застали школу рабочей молодежи, общеобразовательную школу и еще раньше – общежитие – невероятно, но здание приспосабливали под самые разные нужды, никак не связанные между собой. А дальше – история умалчивает. В краеведческой литературе Южная и ее окрестности тоже белое пятно. У корифеев Горелова и Щукина о целом микрорайоне на юге, который до 1936 года носил гордое название поселок Москва, один абзац с обобщением: «…это дачная зона, расположенная в черте города. Одноэтажные, в основном деревянные дома утопают в зелени садов». Значит, заключил заведующий Центром библиотечного краеведения Пушкинской библиотеки Ростислав Просветов, темой никто не занимался. Что ж, пришла пора пролить на нее свет. Миссия эта выпала нашей газете.
«Здание постройки конца XIX – начала ХХ века. Точнее сложно определить. Возможно, в нем жила купеческая семья. В довоенные годы в нем находилась начальная школа, после войны – райвоенкомат, затем – рабфак, в 1980-е – музыкальная школа, – подтвердил руководитель исторического общества «Тамбовское земство» Денис Силин. – Выселки Москва до революции находились в составе Покрово-Пригородной волости Тамбовского уезда. Улица Южная была образована в 1942 году».
ТРЕТЬЯ ШКОЛА
В середине ХХ века в здании обосновалась школа №3. Нынешние жители почтенного возраста – ее выпускники.
Клавдия Николаевна Михайлова (в девичестве Глаголева) поступила в восьмилетку в 1953 году.
«В школе было много классов, директорская, учительская, медицинский кабинет, маленькая библиотека, буфет. Столовая была в подвале. Физкультурой занимались зимой в большом коридоре, а когда тепло – во дворе, – рассказала пенсионерка. – Школьный огород доходил до речки. На уроках труда, биологии мы там помогали. Когда собирали урожай яблок, всем ученикам давали одно-два. Учебники носили с собой. Пользовались чернильницами и перьевыми ручками. Учителя были по каждому предмету, в основном пожилые. Директором был Григорий Степанович Щербаков – интеллигентный, образованный, внимательный. Он преподавал историю».
По-доброму отзывался о нем Анатолий Иванович Агапов, которого тот направил учиться в железнодорожный техникум. По словам тамбовчанина, директор был легким в общении, мог даже выразиться на детском сленге: глаз как ватерпас.
Школа открывала таланты. У Клавдии Николаевны учителя заметили прилежание к швейному делу, которому она впоследствии посвятила 50 лет жизни.
«У нас были уроки кройки и шитья, – говорит она. – Делали выкройки, сначала ночные рубашки шили, потом платья. У меня было ситцевое с желтыми ромашками. Его на школьную выставку взяли. А потом я в нем на выпускной ходила за восьмой класс».
Дар ее брата Сергея Николаевича прославил школу на весь Тамбов. На факультативе по математике способного ученика заметила учительница. Она предложила сложное задание: назвать сумму чисел от 1 до 100. И вдруг 13-летний Глаголев, как некогда будущий немецкий математик Гаусс, назвал ответ: 5050. Учительница на это сказала: «Сколько преподаю, только второй раз такой случай». Каждый год ученика отправляли на городскую олимпиаду, где он стабильно занимал второе место. Это было целое событие для скромной окраинной школы, повышало ее престиж.
Но знала школа и другие стороны жизни. Это было время, когда на государственном уровне пропагандировался материализм и атеизм. Перед системой образования ставилась задача воспитать строителей коммунизма. Между тем некоторые ученики и педагоги оставались верны вековечным идеалам.
Духовную жизнь вела учитель немецкого языка Мария Никитична Мурзина. Конечно, она это тщательно скрывала. Но ребятишки, скорее всего, догадывались. Как рассказывала Мария Никитична в свое время, однажды они спросили: «А Бог есть?». Она вышла из положения достойно: «А мама и бабушка что говорят?» – «Говорят, есть». – «Вот им и верьте». Будучи классным руководителем, Мария Никитична как-то навестила семью Глаголевых, чтоб поговорить о поведении сорванца Анатолия Агапова (он носил фамилию отца, погибшего на войне). Вспоминая, тот смеялся: «Зашла, увидела полный угол икон – и: «Толя, иди, мы с мамой побеседуем». С Глаголевыми учительница подружилась, и эту дружбу они пронесли через всю жизнь. Когда пост директора покинул понимающий Григорий Степанович, тайна педагога раскрылась. Ее вызвали в гороно и поставили перед выбором – либо карьера, либо Церковь. Мария Никитична выбрала Бога. «Вот твое исповедничество, благодарное, святое и спасительное», – так отозвался о подвиге своей духовной дочери архимандрит Троице-Сергиевой лавры Тихон (Агриков).
1968-1969 – последний учебный год в 3-й школе. Об этом свидетельствуют Сергей Николаевич Глаголев и Вячеслав Николаевич Бирюков, которым довелось завершать учебу в другом месте. Ребят распределяли по 21-й, 26-й, 30-й школам.
«Нам сказали, что здание в аварийном состоянии, а потом там открыли вечернюю школу», – иронизирует Сергей Николаевич.
Истории учебного заведения ученики как-то не придавали значения, поэтому вопрос о времени ее открытия озадачивает выпускников. Самый старший респондент Антонина Степановна Терехова говорит:
«Мы приехали сюда в 47-м году, школа уже функционировала, и это были не первые поступления. В первый класс пошла в 48-м году. Нас за партой сидело по пять человек. Потом нас разделили на два класса, тут уже стали сидеть парами. Нас много было народу, в классе 30 ребят. После начальной школы к нам добавлялись дети из Периксы. Перед занятиями проводилась зарядка. Летом нас обязывали работать на приусадебном участке две или три недели. Когда я училась, умер Сталин. Шли в школу, плакали. До сих пор в памяти, как я сделала стенгазету и написала: «Перестало биться сердце у великого вождя в 9 часов 50 минут по московскому времени».
Точку в вопросе об основании учебного заведения поставила справка Тамбовского областного архива, в которой отмечается, что в 1938 году открылась начальная школа, в 1948 году – семилетняя.
ЗАГАДКИ АРХИТЕКТУРЫ
Протяженность здания по фасаду – более 32 метров. Если разглядеть его как следует, можно заметить разницу в декоре левого и правого крыльев. Отличаются карнизы, отделка окон, выступы, имитирующие колонны. К тому же невооруженным глазом видно, что под двумя окнами с разных сторон заложены кирпичной кладкой проемы. Не дверные ли? И вообще, не было ли здание соединено из двух домов?
«Дом был на двух хозяев. А где сейчас центральный вход, арка была, лошади через нее въезжали», – огорошивает коренная жительница Южной Елена Николаевна Лукьянова.
Об этом ей рассказывала мама Нина Яковлевна Коршкова. Сама Елена Николаевна застала здание с выраженным цокольным этажом: в нем были окна, которые сейчас замурованы. Когда строили дорогу в 1970-х, ландшафт разровняли глиняными насыпями. Поэтому фундамент школы стал казаться ниже, а соседний дом оказался как бы в углублении.
По счастью, Елена Николаевна в 1960-х годах сделала снимок школы:
«У нас учительница по физкультуре была Людмила Михайловна, она нас учила фотографии делать, для этого закуточек темный был».
Кажется, что фотография засвеченная. Но автор поясняет: школа в то время была белой.
КЛЮЧ К ТАЙНЕ
Дает Елена Николаевна и главный ключ к разгадке тайны:
«Здесь жили Проскуряковы. Братья были, родственники бабушки Паши по отцовской линии. Бабушка Паша – Прасковья Степановна Проскурякова – была моей маме двоюродной бабушкой. Замуж она не выходила, вроде была монашкой, ходила в черном платке. Она взяла нашу семью в свой дом, в котором родилась в 1870 году. Он стоял по соседству с тем богатым домом. В то время бабушка Паша была уже в преклонном возрасте, нуждалась в уходе, но помогала воспитывать нас, троих детей. Они с родной моей бабушкой Калей – Клавдией Сергеевной Толмачевой, в девичестве Проскуряковой – как наседки за нами. С сестрами уроки учили. Я, хоть и младшая, тоже садилась за компанию. Умерла бабушка Паша перед тем, как мне пойти в школу».
По словам собеседницы, в окрестностях все старинные дома, многие из которых стоят и поныне, принадлежали ближним или дальним родственникам: Проскуряковым, Малыгиным, Ломакиным. Все постройки разные по архитектуре, но что-то неуловимое их роднит: то ли почерк мастера, то ли строительные материалы…
КОРНИ ДРЕВА
Простой запрос в строке поиска: «Проскуряков Южная Тамбов» – направляет на сайт «Бессмертный полк», к материалу о солдате Великой Отечественной войны Михаиле Ильиче Проскурякове. Эта заметка захватывает историю его семьи и родословную, которая ведется от Ильи Васильевича Проскурякова – хозяина дома по современному адресу: Южная, 116. Автор пишет: «Он владел: мельницей, колбасным цехом и магазином в г. Тамбове; отрубным участком земли в 200 га; островом «Эльдорадо», с рестораном, на реке «Цна» г. Тамбова, Трегуляевским лесничеством в 300 га. У него были сыновья: Василий Ильич, Дмитрий Ильич, Михаил Ильич, Иван Ильич, Федор Ильич; дочери – Анна Ильинична, Елизавета Ильинична». К тому же приложена россыпь семейных фотографий. На одной из них запечатлен Илья Васильевич с супругой Анной и детьми.
Возможности сайта позволили связаться с их потомком – правнуком Сергеем Ивановичем Проскуряковым. Оказалось, он занимается историей семьи с 1997 года и уже собрал ряд архивных документов, раскрывающих любопытные подробности.
«У нас в семье всегда знали о том, что прадед был богатым купцом. По семейному преданию, купцом первой гильдии и с 1917 года полупомещиком, – говорит Сергей Иванович. – Мой отец Иван Михайлович родился в 1924 году в его доме. Он рассказывал, как со своим отцом ловил рыбу в пруду. Помнил он и то, как их выселяли».
Дом на нынешней Южной был национализирован в 1931 году. Молодое советское государство зачислило во вражеский класс кулаков, который составляли владельцы зажиточных хозяйств, частники, не желавшие вступать в колхозы. Братья Проскуряковы подпали под эти характеристики, о чем имеется запись в архивном фонде Покрово-Пригородного сельсовета. У Василия Ильича на тот момент имелся колбасный цех, где работали три наемника, до революции он был крупным лесопромышленником, после занимался лесоразработкой, будучи сам подрядчиком. Михаил Ильич был подведен под твердое задание – этот сельхозналог назначался заведомо неподъемным, а неуплата его влекла конфискацию имущества. В списки кулаков попал даже Дмитрий Ильич, который работал с 1918 года на заводе «Ревтруд» табельщиком. Местная власть сочла, что «дом Проскурякова принадлежит сельсовету», а хозяева подлежат выселению. Та же участь постигла еще одного брата Ивана и сестер Елизавету и Анну. Михаила Ильича, ко всему прочему, лишили избирательных прав. На обжалование отвечали отказом. Более того, из-за угрозы ареста ему пришлось перебраться за пределы сельсовета. С Василием Ильичем судьба обошлась жестче: его с семьей выслали в Караганду. «Пришли к нам в дом из сельсовета и милиции ночью и всех: отца, мать и нас 3-их детей отвезли на ж/д вокзал», – свидетельствовал в свое время его сын Евгений Васильевич. Лишь решительность дяди Михаила Ильича спасла ребятишек от суровой участи: он забрал всех троих с вокзала, и хотя сам спасался от репрессий, увез и родных детей, и племянников в Борисоглебск. В тех условиях это было сродни подвигу. Брат пробыл в ссылке три года, супруга его – немного меньше. Михаил Ильич вернулся в Тамбов в 1933 году, а Василий Ильич обосновался в Борисоглебске. Семь членов семьи Проскуряковых после развала Советского Союза по настоянию С.И. Проскурякова были признаны жертвами политических репрессий и реабилитированы. К слову, потомки претендовали на возврат принадлежавших предкам домов. Такое право давал Закон РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 1991 года. Город принял решение возместить стоимость конфискованного имущества, но от компенсации наследники отказались. По словам Сергея Ивановича, из-за того, что ее сумма составляла всего десять тысяч рублей.
Сергей Иванович подтвердил, что прежде здание выглядело совсем иначе, чем сейчас. В семье Проскуряковых сохранился акт от 1924 года о разделе наследства по жребию. 49-летний Илья Васильевич и его 46-летняя супруга умерли от тифа в 1919 году и были похоронены на Петропавловском кладбище. Они оставили детей обеспеченными. Кроме перечисленного выше, семье принадлежали еще два дома: в двухэтажном кирпичном на углу нынешних Южной и Астраханской обосновались Федор Ильич с сестрами, здание было снесено за ветхостью в 2000-х годах; в одноэтажном напротив поселился Иван Ильич. Сохранилось его заявление в сельсовет, где он писал, что до революции в хозяйстве отца было четыре дома, три лошади, две коровы. Путаница с количеством домов разрешается тем самым актом, которым разделялись «два дома, находящиеся в закоулке с надворными постройками по согласию… на три равные части». Большой красный дом (тот, где теперь располагается художественная школа) достался двум братьям. Василию Ильичу отходили зал, два коридора, две спальни, а также надворные постройки, земельный надел и часть двора. Михаил Ильич получил в распоряжение столовую и прилегающий к ней коридор, комнату над воротами и весь низ, надворный надел с каретным сараем, конюшней и другими постройками, земельный надел, огород и часть двора. В собственность Дмитрия Ильича передавался маленький красный дом целиком с надворным наделом: амбаром, двумя конюшнями и погребом, а также земельный надел во дворе и огород. Проезд на огород и задние ворота оставались общими для Дмитрия и Михаила, а передними воротами имели право пользоваться все трое хозяев.
Дом Проскурякова выглядел прежде совершенно иначе, чем сейчас. Он отличался затейливой архитектурой: два крыла с разным декором, арка для проезда и надвратная комната. Надстройка, похоже, была деревянной, поэтому ее и снесли. Заложенные проемы, на месте которых сейчас окна, оставляют намек на входные двери. Две части здания, судя по всему, когда-то соединили в одно. Часть здания во дворе, которая ниже по уровню, возможно, и была тем флигелем – третьим домом. Это новые загадки…
ДОМА ДЕРЖАТ МАРКУ
Крепкий, добротный дом на Южной, согласно справке Тамбовского областного архива, – 1913 года постройки. Скорее всего, он был сложен из красного кирпича местного производства. Территория между нынешними улицами Уральской и Докучаева в народе именовалась «ямами». До революции там располагался кирпичный завод. Таковое предприятие тоже было в собственности купца Проскурякова, поэтому с большой долей вероятности можно предполагать, что этот завод принадлежал ему.
«Кирпичный завод прадеда пошел в гору, потому что удалось напасть на редкие месторождения глины. В ней были особые примеси, которые делали кирпич прочным, при обжиге он не осыпался. Его поставляли в Петербург и другие города. Удалось встретить фамильную торговую марку даже в Выборге», – отмечает Сергей Иванович.
В безупречном качестве строительного материала убеждает то, что старинные дома на Южной, Астраханской, Уральской и многих других близлежащих улочках до сих пор в хорошем состоянии. Естественно, если о них заботится хозяйская рука.
По непонятной причине работа завода остановилась после революции.
«В 70-х годах в этих местах еще оставался карьер. Ребята катались зимой со склонов. Потом построили здание военкомата, гаражи», – отмечает местный житель Алексей Сергеевич Вязовов.
Но, несмотря на это, ландшафт до сих пор остается неровным.
ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ
Долго хранил свои тайны старый уголок Тамбова. Может быть, именно этим и можно объяснить то, что они раскрылись неожиданно быстро, за два месяца. Впрочем, это только благодаря обстоятельной основе, которую подготовил увлеченный потомок. Но купеческий дом словно ждал этого совпадения. Его стены в полной мере испытали на себе натиск вихрей прошлого века, сменили не одного хозяина. Это место, незаслуженно обойденное вниманием ученых, на самом деле хранит следы большой истории страны.
Пока удалось лишь наживить исследование. Остаются загадки, просятся уточнения и научный анализ. Кажется, дом хочет еще многое прояснить…
